«Чтобы оставаться на первом месте, нужно с дикой скоростью бежать вперед»: интервью с новым ректором РЭШ

О настоящем и будущем школы

— Рубен, ваш предшественник на посту ректора, Шломо Вебер, возглавлял Российскую экономическую школу с 2015 года. Что из его достижений кажется вам особенно важным?

 — Профессор Шломо Вебер возглавил школу в кризисный момент, когда у школы были очень серьезные проблемы, как финансовые, так и организационные. Его главной заслугой можно назвать то, что при нем ситуация в РЭШ стабилизировалась и вуз вернулся на правильную траекторию развития.

Школа возобновила свою нормальную академическую деятельность, включая научные семинары и конференции, а также наем новых профессоров. Существенно выросла роль обновленного Международного комитета советников, в состав которого вошел целый ряд наших наиболее успешных выпускников, работающих в зарубежных университетах. Активизировалось сотрудничество с другими университетами, в том числе зарубежными. А самое главное — заметно улучшилась атмосфера в коллективе. За это ему огромное спасибо. Моя задача теперь — продолжить это развитие.

— С 1 сентября Шломо Вебер станет президентом РЭШ, а Валерий Макаров, ранее занимавший эту должность — почетным президентом. Как будут распределяться роли между президентом и ректором?

— Руководство школой останется в руках у ректора и совета директоров. Основным направлением работы нового президента будет установление и развитие партнерских отношений — как с нашими коллегами по хабу «Сколково», так и с региональными и зарубежными университетами.

— Расскажите, пожалуйста, о ваших ключевых задачах на посту ректора. Какие три первых тактических и стратегических шага вы планируете?

— Сложно отделить тактические шаги от стратегических. Важнейшая глобальная цель — не терять фокуса РЭШ на академическую составляющую. Я уверен, что сейчас мы лучший экономический вуз России, но конкуренция растет. Само по себе это очень хорошо, так как стимулирует нас работать еще лучше. Тем более, что мы сами приложили много усилий к тому, чтобы помочь нашим российским коллегам. В нашем бизнесе, чтобы оставаться на первом месте, нужно с дикой скоростью бежать вперед. А если равняться не только на российский, но и на мировой рынок, то нужно бежать еще в два раза быстрее.

Еще одна из основных целей — обеспечить финансовую стабильность школы. Конкретные шаги при этом следующие: нам нужно усилить фандрейзинговое направление, а также обеспечить прозрачность всего, что мы делаем, выстроить более понятную систему отчетности. В том числе в вопросах, которые касаются управления Фондом целевого капитала (эндаументом), который был создан, чтобы обеспечить финансовую устойчивость и независимость школы.

И третья важная цель — это увеличение роли выпускников в управлении школой и в фандрейзинге. Мне, конечно, сам Бог велел этим заняться, так как я первый ректор, окончивший РЭШ. Хотелось бы максимально использовать знания, умения и опыт выпускников при управлении школой, и по возможности — привлечь их средства. В западных вузах выпускники часто являются ключевыми донорами. Хотя понятно, что в нашем случае их меньший финансовый вклад во многом связан с молодостью Школы и, соответственно, выпускников. Но мне кажется, что здесь есть, куда расти.

— Если все задуманное удастся реализовать, то какой вы видите РЭШ через несколько лет?

— Для меня важнейшей ценностью является независимость РЭШ. Поэтому главное, чего хотелось бы — чтобы через несколько лет наш вуз находился в стабильном положении, его профессора и сотрудники были спокойны за будущее и могли сконцентрироваться на решении долгосрочных задач. А Школа при этом по-прежнему оставалась лидером в российском экономическом образовании и науке.

— Не будем скрывать, что сейчас не самая благоприятная обстановка ни в экономике, ни в международных отношениях. Это как-то отражается на РЭШ?

— Современная ситуация, действительно, непростая. Мы существуем в правовом поле России, а оно не очень благоприятно для таких небольших вузов-инноваторов, как мы. Нам приходится направлять существенную часть ресурсов (которые мы могли бы, по нашему мнению, потратить на что-то более важное) на то, чтобы оставаться в этом правовом поле. Такая ситуация накладывает некоторые ограничения, но нам надо с этим жить.

Международная ситуация тоже сужает наши возможности. И дело не только в том, что мы не можем привлекать средства из-за рубежа (включая деньги выпускников) без риска оказаться в числе иностранных агентов, но и в том, что возникают сложности с развитием сотрудничества с иностранными вузами. Это было бы большим шагом вперед для школы, но, к сожалению, на данный момент даже на восточном направлении (в Китае) возникают ограничения. Все это — технические вещи, которые показывают, что нам нужно работать больше.

— В феврале 2017 года был создан образовательный хаб «Сколково» (он же — Сколковский образовательный центр). В него вошли РЭШ, «Сколтех» и бизнес-школа «Сколково». Планируете ли вы активнее развивать кооперацию?

— Все участники хаба считают сотрудничество очень перспективным для себя. Например, в бизнес-школе «Сколково» накоплены хорошие знания, умения и опыт скорее по направлению soft skills, у нас — по hard skills. Со «Сколтехом» возможна кооперация по работе с данными — data science. И мы, и они работают с разных сторон с большими данными, они — скорее с технической стороны, мы — с точки зрения аналитики. Тут тоже очевиден потенциал этого сотрудничества.

Однако нам очень важно наладить отношения с партнерами, сохраняя при этом полную независимость. Кроме того, поскольку все три участника хаба — большие и разносторонние организации, есть много различных юридических вопросов, которые нужно решать, поэтому процесс движется медленно. Хотя результаты уже есть: так, недавно мы со «Сколтехом» достигли договоренности, что наши студенты смогут бесплатно брать курсы друг у друга.

— Каким вы видите будущее научных центров РЭШ? Будете ли вы активно открывать новые?

— Новые центры мы пока открывать не планируем, а текущие уже сейчас играют большую роль. Так, Лаборатория исследования социальных отношений и многообразия общества (ЛИСОМО) не только проводит научные исследования, но и развивает наши взаимоотношения с университетами в регионах, что является частью миссии РЭШ.

Конечно, нам хотелось бы еще усилить развитие прикладных исследований. Это очень важное направление для нас (по разным причинам), но здесь нам явно недостаточно усилий одних только наших профессоров.

— Какие научные направления, как вам кажется, особенно важно сейчас развивать в РЭШ?

 — В принципе, ректор не должен задавать научное направление, нашим профессорам предоставлена полная академическая свобода. Мое личное мнение — сейчас в экономической науке очень активно развивается все, что связано с работой с большими данными. Само понятие настолько популярно, что его можно назвать хайпом — с той только разницей, что за громкими словами стоят реальные научные перспективы. При том, что теоретические исследования по-прежнему очень важны.

Все чаще экономисты, как и их коллеги из естественных наук, начинают работать в лабораториях. Это связано с тем, что очень растут очень технические требования, и экономисты часто уже не могут переработать информацию без помощи специалистов по машинному обучению и работе с большими данными. Например, в проекте по экономике здравоохранения могут совместно работать экономисты, медики и специалисты по ИТ.

РЭШ тоже начинает двигаться в этом направлении, и пример подобного успешного сотрудничества — проект с «Интерфакс-Лаб». У коллег есть большой массив данных и квалифицированные специалисты, которые могут его обработать, у нас — студенты и профессора, которые задают к этим данным содержательные вопросы. В итоге получаются хорошие междисциплинарные исследования. Это лишь первые шаги — но это очень перспективная модель сотрудничества.

— Ну и давно волнующий всех студентов, профессоров и сотрудников вопрос: планирует ли РЭШ переезд в новое здание?

— Здесь можно сказать определенно только то, что в ближайшее время мы не переедем. Чтобы сделать это даже через два года, нужно принять решение и начать готовиться уже сейчас.

Но вопрос, очевидно, стоит на повестке. Есть разные варианты того, куда мы можем переехать, и один из них — здание «Сколтеха». Но там все еще идет стройка, готовится изменение транспортной инфраструктуры, и мы не представляем, что в итоге там будет. Сложно принимать решение, когда неясны альтернативы.

Кроме того, вопрос того, где находится школа, очень сильно зависит от разных факторов: от возможностей фандрейзинга, от мнения студентов, профессоров, сотрудников, ну и, наконец, мы ограничены в выборе здания, потому что к нему выдвигаются жесткие требования при прохождении государственной аккредитации. В общем, решение о переезде затрагивает все аспекты жизнедеятельности школы, поэтому это один из самых сложных и комплексных вопросов, которые приходится рассматривать.

О личных планах

 — Последние пять лет вы жили в Барселоне, где вы и ваша жена Мария Петрова занимаете профессорские позиции. Вы работаете в Университете Помпеу Фабра, который находится на 11 месте в мире в престижном международном рейтинге «молодых» университетов мира Young Universities Ranking Times Higher Education ranking. Что заставило вас вернуться в Москву?

— Желание что-то сделать, изменить мир. Возглавить альма-матер — это, конечно, предложение, от которого нельзя отказаться.

— Вы окончили 57-ю школу в Москве, физический факультет МГУ и магистратуру по экономике РЭШ. Что вам дало каждое из этих образований?

— Кстати, одновременно с учебой на физическом факультете, я еще два года посещал занятия на вечернем отделении психологического факультета МГУ. Такая необычная образовательная комбинация мне очень помогла в жизни, потому что, на мой взгляд, все самое интересное в науке находится на стыке разных областей.

57-я школа очень сильна математически, в ней учат четко и формально мыслить. На физфаке МГУ мне показали, как эту четкость и формальность применять к реальному миру. На психфаке МГУ я хорошо понял, что мне люди интересны больше, чем вещи — но в этой области науки все гораздо хуже с формальностью знаний.

Экономика же, с моей точки зрения, оказалась идеальным сочетанием: в ней есть строгие аналитические методы, но анализируется при этом поведение людей. Я эмпирик, меня интересуют данные, и для меня лучше этой комбинации не бывает.

— Окончив магистратуру РЭШ, вы поступили сначала в Мичиганский университет, а затем перевелись в Гарвард на PhD-программу. Переход в американские вузы был трудным?

— Мне не было тяжело, потому что в РЭШ вся система образования построена по западному образцу. Мы буквально учились по тем же учебникам. Некоторые курсы на программе PhD я мог не брать, потому что их уже знал. В этом плане было легко… К тому же, общий подход, отношение между студентами и профессорами в РЭШ гораздо ближе к тому, что видишь в университетах вроде Гарварда.

Впоследствии, конечно, пришлось ощутить очень интересный переход от учебы и бесконечной сдачи курсов к самостоятельной научно-исследовательской работе. Это совершенно другой род деятельности, и ты неожиданно получаешь столько свободы, что сначала ее сложно переварить. Но это специфическая черта именно этой образовательной ступени — PhD, а не вуза.

— С таким образованием и специальностью вы могли бы сделать карьеру в бизнесе или на госслужбе, как большинство выпускников РЭШ. Но вы предпочли путь в академии. Почему вы сделали этот выбор, и не приходилось ли о нем жалеть?

— Каждый человек должен заниматься тем, что ему интересно. Хотя я и метался в поисках «правильной» науки, но в том, что мой основной интерес — именно научные исследования, я не сомневался никогда.

Частично мой выбор связан с тем, что я очень ценю свободу, а в академической среде я умудрился ни разу не иметь начальника. Это стоит той разницы в деньгах между мной и моими сокурсниками, которые пошли по другому пути. Так что нет, я никогда не жалел, но, кто знает, может, еще пожалею (смеется).

— Сфера ваших научных интересов достаточно широкая — политическая экономика, экономика СМИ и экономика развивающихся стран. Что определило этот выбор?

— Интерес к политической экономике и экономике СМИ естественным образом связан с тем, что я из России. Личный опыт действительно важен при формировании научных интересов: какие проблемы ты вокруг себя видишь, тем и занимаешься. Например, довольно часто в политэкономике работают итальянцы, россияне, бразильцы, которые сталкивались с большими политическими изменениями в своих странах и знают, насколько это важно. А американцы, например, больше занимаются налогами. Ну и когда начинаешь работать с разными темами, понимаешь, что в целом экономическое развитие стран — это, в конченом итоге, самое интересное.

— Вы планируете продолжать активную научную деятельность, совмещая ее с административной нагрузкой? Или возьмете небольшую паузу?

— Конечно, мне придется снизить темпы научной работы. У меня будет гораздо меньше времени, но я считаю, что мне очень важно продолжать, чтобы понимать, что происходит в моей области. Ну и частично это, конечно, будет проблема моих соавторов (смеется). Видимо, наукой я буду заниматься по ночам. Благо в РЭШ я на практике научился понимать, что временные ограничения гибкие, а в сутках очень много часов.

— Продолжите ли вы в новом учебном году преподавательскую деятельность, будете ли вести студенческие исследовательские работы?

— В этом году я буду вести курс политической экономики на программе «Магистр экономики», и вместе с Ольгой Кузьминой читать прикладную микроэконометрику на Совместном бакалавриате РЭШ и ВШЭ. Дипломники у меня тоже будут, но, конечно, я смогу взять ограниченное число студентов. Тем не менее, мне кажется важным не забрасывать и образовательные, и исследовательские проекты, потому что ректору нужно чувствовать основной нерв, понимать, что происходит в школе изнутри.

— У вас большая семья и недавно родился четвертый ребенок. Как вы надеетесь совместить успешное решение всех ваших рабочих задач с заботой о семье?

— Понятно, что придется жертвовать временем, которое я провожу с семьей. С моей точки зрения, это основная цена, которую придется заплатить за ректорство. Но есть хорошая поговорка, что время — как пружина, если надавить, то оно сжимается. И придется гораздо больше ценить те моменты с семьей, которые останутся.

Кроме того, как я заметил, большая часть времени у меня (да и у многих коллег) уходит на то, чтобы думать, что надо сделать, переживать по поводу того, что не сделано. Чем меньше на эти размышления остается времени — тем больше ты просто делаешь.